В детстве Юра Шевчук вряд ли мог предположить, что свяжет свою жизнь с музыкой. Он родился в небольшом поселке, затерянном на просторах Магаданской области. Родители работали учителями в местной школе. До шести лет Юрий увлекался только рисованием.

Когда семья переехала в Уфу, он поступил в изостудию при Доме пионеров. Кстати, по одной из версий, ДДТ расшифровывается как "Детский дом творчества". Рисунки Шевчука неоднократно отмечались наградами на различных конкурсах. Окончив школу, он поступил на худграф Уфимского пединститута. В студенческие годы "заболел" рок-н-роллом. Получив диплом, три года по распределению работал учителем в сельской школе. Там же организовал небольшой ансамбль, который выступал на школьных вечерах. Группа ДДТ была создана в Уфе, куда Шевчук вернулся, отработав положенные годы. Ребята играли рок-н-ролл на студенческих вечерах, в кинотеатрах и клубах. Отношения с властями складывались далеко не однозначно — концерты ДДТ не раз запрещали, а рок-н-ролл в СССР долгое время считался чуждым явлением. В итоге рокеров просто "попросили" из Уфы. Скитания ДДТ закончились лишь в 1991 году, когда Шевчук наконец обрел постоянное место жительства в Петербурге. С тех пор группа уже не раз объезжала с гастролями всю Россию и неоднократно выезжала в другие страны. В США даже записали альбом.

Беларусь ДДТ, к сожалению, посещает редко, да и то больше Минск. Именно поэтому недавний концерт в Витебске "взорвал" амфитеатр. Кто был на нем, меня поймет, а для тех, кто не был, скажу, что зал был переполнен, а Шевчук выступал почти на час дольше положенного.

Кстати, из-за этого у него почти не осталось времени для общения с журналистами. Но все же кое о чем мы успели поговорить.

— Вас совершенно не видно на многочисленных арт-тусовках. Не приглашают или не ходите туда принципиально?

— Я очень избирателен в этом смысле.
Не могу выступать с людьми, чье творчество мне не нравится. Я не люблю эти бесконечные официальные праздники типа Дня металлурга или пожарного. Лучше я съезжу к пожарным и металлургам и спою в каком-нибудь цехе или клубе. Но я не буду петь для московского начальства, которое только представляет металлургов, милиционеров, врачей... В этом смысле я человек демократичный: понимаю, кто герой, а кто зарабатывает на этом деньги. Поэтому на официальных концертах вы меня никогда не увидите.
В клубах, барах, где люди едят, я тоже никогда не пою. Мои песни там петь просто невозможно. Нас и на телевидении мало. Например, последний проект — фильм-концерт — я выбивал семь месяцев. Семь месяцев большой драки — мне резали каждую вторую песню. Это было хуже, чем при коммунистах. Но мы победили. Вообще много борьбы, нервов. В прошлом году запретили рок-фестиваль на 300-летие Петербурга. До сих пор эти пачки афиш величиной с комнату (показывает на гримерку — авт.) лежат.
Идет борьба между живой и неживой музыкой. Наша музыка, может быть, грубая, может, что-то сегодня прозвучало, может, и нет, но это все-таки настоящее. "Когда умирают кони — дышат, когда умирают травы — сохнут, когда умирают солнца — они гаснут, когда умирают люди — поют песни" (Велимир Хлебников, 1912 г.)
Кстати, сегодняшний концерт я бы обозначил так: "Ударим по "Славянскому базару" азербайджанским рынком!" (смеется), то есть прозой жизни, которая на самом деле нас окружает.

— А не много ли в ваших песнях пессимизма?

— Ничего подобного. Вы видели, как сегодня веселился зал? Пессимизм пугает только слабонервных. Есть огромная жизнь, есть, если хотите, Экклезиаст, есть печаль, есть понимание жизни. Конечно, я не двенадцатилетний пацан.
Но печаль наша светла. Я сегодня видел зал: у 99% глаза светились. Поешь вроде как о грустном, а получается... иначе. Все зависит от наполненности души, от того, что ты вкладываешь в музыку. Мне, например, не нравится, как играет попсовый оркестр Спивакова. Это механика, робототехника — нет классического мышления. Не для таких музыкантов писали Бах, Гендель, Моцарт. Зато мне нравятся несколько оркестров, которые играют эту музыку на настоящих, восстановленных инструментах. Сейчас другое прочтение классики.
Рок-н-ролл теперь другой. Если у тебя гитара с фузом и ты называешься "Корни", — это еще не рок-н-ролл. Я смотрю ваш "Славянский базар", и мне просто жить неохота. Такая тоска! Профанация, мертвяк. Вы же все это знаете. Но вы не можете об этом ничего написать...

— Пишем...

— Надо же... Спасибо за смелость.

— Юрий, не испытываете ли вы ностальгию по временам вашей юности?

— Конечно же, тот рок-н-ролл, дух, объединяющая идея рок-движения, как-то исчезли со сцены. Но рок-н-ролла не стало меньше. Может быть, он только меньше востребован. Сейчас он уже не так отражает дух времени, как это было раньше. В принципе, моей борьбы с попсой нет — все это чушь. Что, я буду бегать за Киркоровым? Я ж очкарик — не дурак же. Но с другой стороны, эта вся попсизация страны, понижение духа... Понимаете, песня, дух — это все очень связано. Песни, которые мы слышим, похожи на бессмысленное кудах-танье курицы, и в результате мы называем звездами куриные окорочка. Или смотрим шоу хомячков, за стеклом или еще где-то... Это никак не похоже на за-зеркалье — там ничего нет, пусто. Одни продукты. Вы понимаете, когда из человека делают продукт, упаковывают в целлофан личность, которая могла бы созреть, это ужасно.

— В последний свой приезд в Витебск вы интересовались Шагалом. В этот раз не знакомились с местными достопримечательностями?

— Не успел. Приехал ночью, а сегодня с утра — на работу. Я хочу специальноприехать. Гастроли и туризм несовместимы.

— Кроме Шагала, Мулявина, Быкова что для вас Беларусь?

— Вы... (улыбается). Беларусь — это чудо. Ведь отсюда мои корни. Если я здесь пою, значит, пою для своих предков. В 30-е годы нас просто выселили с Гомельщины, деда расстреляли. Мечтаю найти эти места — хорошая семья была, крепкая. Так что я ваш.

— Как рождаются ваши песни? Курите, пьете...

— ...Колетесь, нюхаете... (смеется). Нет, конечно. Но и не скажу, что все с неба сыплется. Кто так говорит — лукавит. Важно влад еть инструментарием. Если тебе в детстве вбили в голову древнегреческий или латынь, то ты уже в 14 лет можешь стать Пастернаком или Мандельштамом. У нас была ужасная учительница литературы — она просто заставляла самую красивую девочку в классе читать нам учебник. Когда мне уже было за двадцать, я сам с огромным неудовольствием перелопатил всю классику. Ну просто заставлял себя это полюбить. И полюбил. Конечно, я не так образован, как мне хотелось бы. Нет у меня этого инструментария, тонкости. С другой стороны, душа она и есть душа... Рок-н-ролл — это энергия времени. Может, она и грубая. Сейчас эпоха маньеризма. Вроде и песни поются, все красиво и вылизано, а жизни никакой нет. Очень печально. Но такая эпоха. Она пройдет.

— Ходили слухи, что был период в истории ДДТ, когда группа могла распасться...

— Я не Руслан и Людмила, не Дельфин и Русалка и не Пугачева с Киркоровым. Никогда не занимаюсь дешевым пиаром, говоря, что мы разваливаемся. Просто были времена, когда я "нырял" в деревню. Жил там год, думал, как быть дальше, наблюдал природу, себя, искал истину. Мне кажется, это человеческое.

— Расскажите о своей работе в кино.

— Сейчас я связан с Натальей Бондарчук. Она снимает 30-серийный телефильм о Пушкине. Кстати, ни один новый русский денег на него не дал. Я играю издателя Плетнева.

— А о роли Пушкина не мечтали?

— Нет. Я бы не потянул. Пушкина прекрасно сыграл Безруков. В распоряжении Натальи были все архивы. Согласно им, вся дуэль прошла на французском. Безруков умудрился за три дня выучить язык и очень энергетично, мощно прожил эту дуэль. Я балдел.

— Поделитесь самым ценным советом, который вы получали в жизни.

— В 1911 году был создан моральный кодекс журналиста, состоящий из десяти заповедей. Одна из них гласила: "То, что тебе не нравится, не значит, что не нравится всем". Во-вторых, самая глубочайшая правда, сказанная без любви, есть ложь... Все, ребята, опаздываю на поезд, — закончил наши расспросы Юрий Шевчук. Что ж, нам остается лишь ждать новых встреч и песен ДДТ.